П.И.Чайковский о Моцарте
П.И.Чайковский |
«…Оркестрина, вывезенная из Петербурга,- последнее слово музыкальной механики – звучало отлично. <…> Никто из живых так не тронул сердце Пьера, как неодушевленная оркестрина. Он прислушивался к ней сперва бессознательно… Внезапно он услышал «Дон Жуана». Это была ария Церлины.
- На всю жизнь!
Он почувствовал слезы, тоску, счастье. Ему в это время не было еще пяти лет.
Н.Берберова, «Чайковский»
от 24 февраля 1873 г.
… Моцарт – гений сильный, многосторонний, глубокий – устарел только своими формами инструментальной музыки; в области оперы он не имеет до сих пор ни одного соперника. Оркестровка его, в сравнении с берлиозовской или мейерберовской, разумеется, жидка; его арии несколько растянуты и подчас грешат угодливостью виртуозным прихотям певцов; стиль его, пожалуй, отзывается чопорностью нравов его времени, но вместе с тем оперы его, и «Дон-Жуан» в особенности, преисполнены высочайших красот, полных драматической правды моментов; мелодии его как-то особенно обаятельно изящны; гармония – роскошно богата, хотя и проста. Но, кроме всего этого, Моцарт был неподражаемым мастером в отношении музыкальной драматической характеристики, и ни один композитор, кроме него, не создавал еще таких до конца выдержанных, глубоко и правдиво задуманных музыкальных типов, как Дон-Жуан, Донна Анна, Лепорелло, Церлина… В ансамблях, в сценах, где развивается драматическое движение пьесы, он дал недосягаемые образцы музыкального творчества. В особенности полны глубокого трагизма все сцены, где является Донна Анна, эта гордая, страстная, мстительная испанка.
Раздирающие крики и стоны ее над трупом убитого отца, ее ужас и жажда отмщения в сцене, где она встречается с виновником своего несчастия- все это передано Моцартом с такой захватывающей силой, что под стать к нему по глубине производимого впечатления разве только лучшие сцены Шекспира. В противоположность к мрачному облику Донны Анны, сколько грации, непосредственного чувства вложил Моцарт в свою Церлину! Как мастерски, как цельно вылился у него Лепорелло, в самых разнообразных ситуациях! Наконец, сколько блеска, чувственной красоты, увлекательной веселости в партии самого Дон-Жуана!
…В числе наиболее выдающихся мест оперы укажу на финал первого действия, на сцену у могилы командора, секстет в сцене, где переодетого Лепорелло принимают за Дон-Жуана, и, наконец, на знаменитую сцену появления статуи Командора, где так изумительно переданы грозные речи привидения, борьба скептического Дон-Жуана с ужасом, возбуждаемым неожиданным гостем, и оторопелый страх труса Лепорелло… Если есть опера, которую можно назвать первой между всеми, то, не обинуясь, я отдал бы это первенство «Дон-Жуану». Независимо от большего или меньшего соблюдения музыкально-драматической правды, не касаясь иных анахронизмов (например, менуэт на испанском народном празднике) и некоторых других промахов… в «Дон-Жуане» столько красоты, столько богатейшего музыкального материала, что его хватило бы на дюжину наших современных опер, авторы коих, гоняясь за реализмом, правдивостью, верностью декламации, забывают в своем наивном донкихотстве, что первейшее условие всякого художественного произведения – красота.
Цитируется по книге «П.И.Чайковский об опере и балете",
Москва, 1960
В.А.Моцарт |
Запись в дневнике 20 сентября 1886 г.
…В Моцарте я люблю все, ибо мы любим все в человеке, которого мы любим действительно. Больше всего Дон-Жуана, ибо благодаря ему я узнал что такое музыка. До тех пор ( до 17-ти лет) я не знал ничего, кроме итальянской, симпатичной, впрочем, полу-музыки. Конечно, любя все в Моцарте, я не стану утверждать, что каждая, самая незначащая вещь его, есть chet-d’oeuvre. Нет! Я знаю, что любая из его сонат, напр. не есть великое произведение, и все-таки каждую его сонату его я люблю потому, что она его, потому что этот Христос музыкальный запечатлел ее светлым своим прикосновением.
…
Баха я охотно играю, ибо играть хорошую фугу занятно, но не
признаю в нем (как это делают иные) великого гения. Гендель имеет для
меня совсем четырехстепенное значение и в нем даже занятности нет. Глюк,
несмотря на относительную бедность творчества, симпатичен мне. Люблю
кое-что в Гайдне. Но все эти четыре туза амальгамировались в Моцарте.
Кто знает Моцарта, тот знает и то что в этих четырех было хорошего, ибо, будучи
величайшим и сильнейшим из всех музыкальных Творцов, он не побрезгал и
их взять под свое крылышко и спасти от забвения. Это лучи, утонувшие в солнце –
Моцарте.
Цитируется
по книге «Дневники П.И.Чайковского»,
Санкт-Петербург, 1993 г.